Скаутский галстук - Страница 32


К оглавлению

32

Мы хрустели морковкой, отмывая её под сочащимися сверху струйками. Морковок пришлось по две с третью на брата. Потом доели щуку и зайца и ловили всё те же струйки ртами. Вода была тёплая и пахла землёй — этот запах у меня вызывал нервную дрожь, и Сашка спросил:

— Замёрз?

— Нет, — я вздохнул. — Так… Что будем делать?

— А что тут делать? — пробормотал Женька. — Будем сидеть, пока дождь кончится. И пойдём дальше… Тут безопасно, они сюда не вернутся. Незачем им сюда возвращаться…

— Если бы они вернулись… — Сашка не договорил. Я напомнил:

— Гранат всё равно нет… — и опять вздрогнул.

— Да что с тобой? — Сашка заглянул мне в лицо.

— Та девчонка… Она на одну мою знакомую похожа.

— Может… — Сашка помедлил. — Может, это она и есть?

— Нет, — я покачал головой. — Та девчонка далеко…

Подняв голову, я прислонился затылком к влажным брёвнам. Прямо надо мной была щель, и сквозь неё я видел медленный шаткий полёт капель с серого неба. По краям щели на моё лицо цедились струйки, и оно скоро стало мокрым. Всё. А не только щёки.

Хорошо…

…Когда я открыл глаза, то увидел направленный на нас сверху ствол карабина. Над ним, в чистом утреннем небе, виднелось лицо молодого — на пару лет старше нас — парня в кепке и лыжной куртке нараспашку:

— Дядь Гриш! — крикнул он, не сводя с нас взгляда и ствола. — Тут кто-то сидит. С оружием…

15

В общем и целом партизанский лагерь как две капли воды соответствовал моим о нём представлениям. Тут были землянки, кухня под навесом, полугражданские люди с оружием, занятые какими-то своими делами, разговоры и даже гармошка, под которую пели:


А как Гитлера пымаем —
То возьмём железный лом.
Докрасна лом раскаляем,
В ж… лом яму вобьём.
Но вобьём концом холодным,
Прямо в ж… между ног.
Почему так, догадайся?
А шоб выташшить не мог.

Добрая песенка, что и говорить…

Скорее всего, командование уже предупредили, что нас ведут, потому что около одной из землянок нас ждали. Во-первых, ждал какой-то пацан лет 12 в гимнастёрке, галифе и сапогах, в пилотке со звёздочкой и с карабином. Конечно, это ему давало право смотреть на нас свысока, но я мысленно пообещал, что он у меня ещё огребёт пару щелбанов за то, что, изучив нас, длинно сплюнул в траву — вожжой слюны, во мастер! — и презрительно хмыкнул.

За пацаном стоял явный командир отряда. Если я не угадал, то готов съесть червяка. Высоченный, худощавый, с хмурым рубленым лицом мужик лет тридцати пяти стоял, широко расставив ноги. Кожаную куртку перетягивали ремни с финским ножом, пистолетом и подсумками. На боку очень естественно висел немецкий ЭмПи. На светлых волосах — фуражка со звёздочкой. В сапоги можно было смотреться, как в зеркало. На защитных галифе — ни единой морщинки. Серые глаза смотрели с оценивающим прищуром, и мне захотелось подтянуться и вскинуть подбородок.

— Значит, это вы и есть? — спросил он, рассматривая нас. Наши конвоиры сложили к его ногам отобранное оружие, а я поздравил себя с правильной догадкой — командир. Говорил он с каким-то лёгким акцентом, но чисто. — Ну что, назовитесь.

Мы представились. Кажется, он готовился прямо здесь продолжать разговор — а точнее, допрос, — но вмешался его спутник, которого и заметить-то на фоне командира было непросто. Он вышел из землянки чуть позже — маленький, уже лет за пятьдесят, в накинутом на голое тело гражданском пиджачке и… в лаптях. Мне этот персонаж показался похожим на гнома из американских мультиков — не только ростом, но и розовощёким добрым лицом, клочковатыми седыми волосами. И вообще. Он тронул командира за рукав и подал голос:

— Ты это погоди, ты это чего спешишь-то? Ты это смотри на них, это глядеть жалесно… Ты это на ноги их глянь — это не то ноги не то это сапоги… это бархоткой чистить можно, как твои это… Успеешь это — поговорить… Юля! — окликнул он дребезжаще, из той же землянки появилась девчонка. Примерно наша ровесница, в широченных шароварах, грубых ботинках и мужской рубашке. На грудь переброшена толстенная коса. Она скользнула по нам равнодушным взглядом большущих синих глаз (как у персонажей японских мультиков — об-балде-е…) и спросила:

— Чего, Мефодий Алексеевич?

— Это, дочка, — он повернулся к ней, — ты это на кухню сходи, скажи это — пусть там троих накормят, это — придут сейчас. А потом слетай, дочка, это, скажи, чтоб баню сделали. Сделаешь? Ну, вот, это и хорошо… — и обратился к нам: — Ну, сейчас это поедите, помоетесь, а там и поговорим, это — кто вы, откуда…

— Оружие, — хмуро сказал Сашка, — мы его не на помойке нашли.

— Никуда не денется ваше оружие — это, если всё хорошо будет, — гном по имени Мефодий успокаивающе кивнул, — так и получите его это — обратно.

— Да вы что, — звонко начал Женька, хлопая глазами. — вы нас за немецких шпионов принимаете?!

Я, признаться, перетрусил очень. Раньше мне такой аспект встречи с партизанами в голову как-то не приходил — я просто заведомо считал их «своими», а вот что мы можем для них показаться «чужими» — я не думал. Женька пробудил во мне не очень приятные мысли… Но с другой стороны — как им ещё-то быть?

Гном подтвердил мои мысли. С извиняющейся улыбкой он сказал:

— Ну а это — чего вы хотели-то? Это — доверяй, но проверяй… А что ж думаете — фрицы это — дурней ветряной мельницы? Не дурней, и они, это, много раз это уж доказали. И вашего брата засылают, и беглецов это — из плена, и все это жалистные до невозможности… Когда б мы это все вот это верили так сразу, нас бы это уж давно по деревьям это — развесили…

32